Владимир Кузнецов: моя цель — помочь молодым людям получить хорошее образование и избавиться от предрассудков

«Остров.ру» — Vedomosti.ru

Интервью приводится с сокращениями

Первого губернатора Приморского края, демократа Владимира Кузнецова, можно назвать романтиком. Он искренне верил, что если с Владивостока снять военные запреты и сделать город открытым, то весь регион заживет новой жизнью. Столица Приморья — приграничный город и станет зарабатывать за счет экспорта, надеялся Кузнецов. Он увлеченно занимался региональной дипломатией, открывал во Владивостоке представительства разных стран.

Открыть Владивосток Кузнецову удалось, а сделать счастливым — нет. На смену ему пришел сначала представитель корпуса красных директоров Евгений Наздратенко, а потом выходец из непростого частного бизнеса Сергей Дарькин. На долгие годы регион затянуло в проблемы. Кузнецову казалось, что он навсегда покинул Приморье. Но времена поменялись, уверен он: начали воплощаться его мечты и планы. Поэтому он с радостью откликнулся на предложение нового губернатора Владимира Миклушевского возглавить, по сути, целый институт — Школу региональных и международных исследований Дальневосточного федерального университета — и с большим энтузиазмом помогает краевым чиновникам развивать регион.

— Как вас вообще в Приморье занесло? Вы ведь нездешний?

— Нездешний. Моя первая встреча с Владивостоком состоялась, когда меня призвали служить на Тихоокеанский флот, где я, собственно, прослужил три года. Мне очень понравилось, хотя я был пацифистом и поначалу даже хотел сбежать с поезда — никак не рассчитывал попасть сюда так надолго. Для меня это тогда казалось настоящей трагедией. Но оказалось все не так, как я себе представлял.

— А в МГИМО вы по какой-то квоте попали? Такой блатной институт.

— Очень блатной. У меня была такая мечта. Во время службы я ходил на подготовительные курсы, учил английский язык и т. д. Тогда была система: в МГИМО принимали по направлениям партийных и советских органов. Соответственно, я получил рекомендацию от политотдела спецчастей флота.

— Вы уже были партийным к тому времени?

— Да.

— То есть по партийной квоте?

— Нет, это не была квота от партии. Я просто был очень активным: и секретарем комсомольской организации, и участником всех общественных мероприятий. Ну и обратился за рекомендациями. И когда партийная комиссия заседала, решая, дать мне рекомендацию или не дать, один дяденька меня спрашивает:«А как бы вы отнеслись к тому, что комиссия рекомендовала бы вам поступить в институт мичманов и прапорщиков?» У меня просто дыхание остановилось. Я обычно за словом в карман не лезу, но тут я остолбенел. Потому что скажешь «нет» — ответят «извините», скажешь «да» — ответят «идите». Хорошо, что нашелся мудрый не то адмирал, не то капитан первого ранга, который разрядил обстановку. Сказал: «Ну чего вы к нему привязались? Ну хочет в МГИМО, пусть поступает в МГИМО». И они мне выдали рекомендацию.

— Перенесемся на несколько лет вперед, когда вы стали главой администрации края — так сказать, первым губернатором Приморья. Тогда вы первым заговорили об открытии Владивостока. Почему вы решили, что это необходимо?

— Вы понимаете, у Владивостока такая судьба. Первая попытка выйти в мир у города была еще во время его основания. Его задумывали ведь не только и не столько как военную крепость, которая должна была охранять рубежи. Напротив, он должен был стать окном в Азию. Так же как Питер — окном в Европу. Потом революция, гражданская война, Лазо… После войны город закрыли, он стал неприступной крепостью. На том первая попытка и закончилась.

— Расскажите про ваш «Большой Владивосток» — стратегическую программу, которую вы активно продвигали, будучи главой приморской администрации. Она ведь отличалась от того, что происходит теперь?

— Конечно. Видите ли, начало 90-х гг. было временем больших надежд и ожиданий. Вторая попытка выйти в мир. Мы тогда очень много сделали. Для тех лет. Не только открыли Владивосток, который приобрел легальный режим, но и открыли представительства многих государств.

— Об открытии города вы с военными договаривались?

— Не только договаривались, но и боролись. Военные, естественно, сопротивлялись. Им было комфортно. Аргументировали страшными военными тайнами, из-за которых сюда никого нельзя допускать. Я им отвечал: «Ну хорошо, в Москве Генштаб, Министерство обороны. Давайте ее тогда закроем». Но это, конечно, была просто риторика. Тем более что все это нонсенс. Потому что при современных средствах технической разведки, даже современных на тот момент, расположение кораблей и прочее ни для кого давно не является секретом. Но потом Советский Союз рухнул, Ельцин возвысился…

— То есть попытки открыть Владивосток были еще при Советском Союзе?

— Нет, были общие декларации. Горбачев в 1987 году еще говорил, но не об открытии, а о том, что Владивосток должен стать центром региона. В общем, город удалось открыть только 1 января 1992 года. Ельцин подписал указ в сентябре 1991 года, мы форсировали это дело и, как только Советский Союз распался, быстро завершили процесс.

— Что же стало главным аргументом для открытия? Или все это просто следствие развала союза?

— Как и многие вещи, это был вопрос принятия политического решения, политической воли. Видимо, мои рассказы убедили Ельцина, и после визитов нескольких комиссий решение было принято. Противники, правда, в один голос кричали, что город к открытию не готов. Но я им отвечал, что он никогда не будет готов — у нас вообще нет практики к чему-то готовиться, а потом разрезать ленточку. Конечно, было много факторов риска: военные склады, боеприпасы, амуниция. И кстати, история напомнила о себе. Вскоре после открытия в районе Второй речки были взрывы складов боеприпасов. Причем очень серьезные.

— Ну, а что дало открытие? Все стали приезжать…

— Поначалу это действительно был взрыв. Во-первых, мы открыли генеральные консульства США, Индии, Кореи. Японское генеральное консульство переместилось из Находки во Владивосток. Здесь появилось множество офисов и представительств иностранных компаний — особенно корейских и многих американских, которые явно намеревались развивать здесь свой бизнес. Мы сделали аэропорт международным. Первые международные, не внутренние линии появились именно тогда — AlaskaAirlines в 1993 году совершила первый полет из Владивостока в США и еще долго продолжала поддерживать эти рейсы. Мы стали регулярно летать в Ниигату, Тояму, другие японские города, в Сеул. Это все — результат открытия. Сегодня вы можете, конечно, с юмором отнестись, но объем международных перевозок тогда значительно вырос. И сегодняшний выбор — в том числе следствие прошлых успехов. Когда были взрывы в 1992 году, я оказался в Сан-Диего, и не было никакой возможности добраться сюда. А сегодня — пожалуйста, можете через Гонконг, через Пекин, Токио, Сеул.

— Вас, кстати, как раз обвиняли в том, что, будучи губернатором, вы слишком много времени проводили за границей. Это миф?

- Нет, это не миф. Я действительно много бывал за границей. Но я и сегодня убежден, что это было правильно. Потому что открытие Владивостока предполагало максимальное расширение контактов. После моего полета в Канаду, например, мы в Ванкувере создали консорциум фирм, заинтересованных в развитии отношений с Приморьем, куда вошли крупнейшие местные компании.

— То есть вашей фишкой было привлечение иностранцев?

— Интернационализация — это была фишка. И объяснялось все месторасположением Владивостока. Грех было не использовать тогда такое положение. Поэтому мы заключили соглашения с ближайшими провинциями Китая, Кореи, японскими префектурами. Такая вот у нас была региональная дипломатия. К моему сожалению, с тех пор во Владивостоке мало что изменилось с точки зрения базисной инфраструктуры. Ну кроме последних трех лет, когда началась активная подготовка к саммиту.

— «Большой Владивосток» предполагал какие-то изменения в инфраструктуре?

— В то время мы больше полагались на привлечение иностранного капитала. В России тогда ресурсов не было. Я недавно сказал новому губернатору: «У нас вот денег не было, но было много свободы, а у вас сегодня денег много, но свободы нет». Тогда мы и предполагать не могли, что однажды сама Россия сможет что-нибудь профинансировать. Внутренних источников тоже не было. Тем более что именно тогда рухнули фонды, гарантированное снабжение — страшное время настало.

— Если коротко: Владивосток 20 лет назад и сейчас — что изменилось?

— К сожалению, очень мало что произошло за это время. Вот как был отельHyundai, который появился благодаря моим договоренностям с тогдашним председателем группы Hyundai ЧонЧжу-ёном, так и остался. Как мы сделали международный терминал в аэропорту, так он до последнего времени и служил. Ну и так далее. А потом, как я уже сказал, интереса не было, и ничего не происходило. Хотя для меня, конечно, это было очень печально. Думал, что по инерции продолжится, но инерции не случилось. Но это я говорю о Владивостоке до того, как началась подготовка к саммиту и появились все эти масштабные объекты.

— Вас тут обидели, почему вы не остались в крае, не вернулись в Москву, а надолго уехали за границу?

— Такая версия существует, но меня никто не обижал. Это было мое решение.

— Когда вы сюда вернулись?

— В прошлом году.

— Почему?

— Меня пригласил Миклушевский. Тогда он был еще ректором ДВФУ, а преподавательская деятельность всегда была важной частью моей жизни. Я приехал, мы встретились, познакомились, его видение перспектив развития университета и идеи оказались мне очень близки. Для меня это миссия. Мне неинтересны суррогаты политики, которые сейчас существуют, а здесь я вижу для себя настоящее, хорошее дело. Моя цель — помочь молодым людям получить хорошее, качественное образование, стать свободными, избавиться от фобий, предрассудков, чтобы не просто начать взрослую жизнь, но и попытаться менять ее.

— Стать свободными в несвободном или, как вы сказали, феодальном государстве?

— Вы понимаете, это ведь во многом личная позиция. Конечно, можно сетовать на то, что отсутствуют свобода, демократия, и я все это разделяю вполне, но молодые люди, которые учатся сегодня, вполне могут стать свободными. Умственно, психологически, привыкнуть к тому, что жизнь — это не результат деяний дядь в Кремле, Белом или сером доме, что они могут сами ее строить и влиять на свою судьбу. Сегодня такое понимание отсутствует. Все зависит от среды, в которой они учатся.

— Не боитесь, что потом многим будет трудно осознавать, что на самом деле все не так?

— Нет. Когда появляются привычка и внутренняя свобода — это очень много значит.

— Вы на Русском после окончания строительства были?

— Да.

— И как вам качество?

— Конечно, мне, как администратору, много чего не нравится. Но мне нравится одно-то, что это будет единственный в России кампус, настоящий студенческий город. И от того, какая там будет жизнь, среда, зависит в том числе будущее города и края. И мы, преподаватели, вместе со студентами будем над этим работать.

— Жить туда переедете?

— Посмотрим.

— Вы — один из участников группы, которая по инициативе губернатора работает над созданием программы по развитию региона. Что вы хотите туда внести?

— Во-первых, идеологию. Самые первые заседания, которые проводил Миклушевский, естественно, начинались в стандартных бюрократических рамках — программы, подходы и т. д. Но я уже тогда сказал, что самое главное — поставить главную цель, и цель эта — качество жизни. Оно здесь низкое. Есть даже такие формальные показатели, как индекс развития человеческого потенциала. Для многих было ошеломляющим открытием узнать, что Приморский край по этому показателю находится на 60-м месте среди остальных российских регионов. Чувашская республика, к примеру, у которой нет ни рыбы, ни леса, ни нефти, ни газа, — на 30-м. И если поставить задачу хотя бы по этому показателю подняться на 10 пунктов, а лучше — на 15–20, вот это будет серьезный прорыв.

Я убежден, что именно качество жизни и есть тот параметр, который должен лежать в основе. У нас обычно все наоборот, начиная от социально-экономического развития. Для чего, отчего, почему? Владивосток — не знаю, почувствовали вы или нет, — это весьма неуютный город. В том смысле, что здесь все очень дорого, нет общественного транспорта, пробки, он дисфункционален сам по себе. И это тоже качество жизни. При отсутствии нормальной городской среды его просто нет. Миклушевский пытается этим заниматься. Правда, пока в ручном, административном режиме. Убрать пробки, например.

— А где же улучшения? Закольцевали город, пробок стало больше.

— Ну здесь все время проводят эксперименты (смеется). Был такой случай. Выступает как-то Миклушевский по радио. Я слушаю. Он рассказывает о новой схеме движения. О том, насколько она хороша. И так случилось, что как раз в этот день у него было назначено совещание… Я по центру обычно хожу пешком. А тут поехал на машине. Дождь был. Едем. Пробка. Встали. А время подходит, опаздывать неудобно. Что делать? Вышел из машины и пошел. Пока добрался, промок до нитки. Пришел и говорю:«Владимир Владимирович, наслушался вас с утра». Посмеялись. Но на самом деле он все понимает. Может, устал немного. Но я верю, что все, что делается, это хорошо. Его подход направлен на сближение власти и людей. Другое дело, что условия сложные.